... И осторожно не взглянув ей вслед,
он подошел к окошку. И устало
смотрел на белый свет. На черный след,
водичкой наполняющийся талой.

Вот так слепой, столкнувшись с пешеходом,
беспомощно таращится на свет.
Он не был слеп. И все ж смотрел не вслед.
А - так - по направлению ухода.

Необъяснимо тихо в мире стало.
Беззвучно голубей домашних стая
сорвалась с отдаленного окна
и, снег взорвав, на белом голубела.
Происходило... -
                 происходила в мире тишина.

Так смотрят вдаль, коль не на что вокруг.
Так смотрят в даль, у ней прося ответа.
Так смотрят в глубь души.

                          Дрожаньем рук
он взял цветок - засохший оттиск лета.
Он не гадал по хрупенькой ромашке:
не любит? любит? - видно, Бог не дал;
и лепестки хрустящие листал,
как листики знакомого романа
с дурной развязкой. - Старенький сюжет.
Хотя... порой... так складно выходило.
Вся жизнь - из колеи, из двери выходила,
потом с крыльца на снег сошла... на нет.

Конец? - да нет, - дурная бесконечность
ромашек, книжек, голубей и лет.
В окно смотрел и думал: видит вечность.
А видел белый свет и черный след.

                                  1967
                                  Москва